Сергей Иванов, заведующий Отделом китайских исследований Института истории, археологии и этнографии народов ДВ ДВО РАН: «Что может сделать наука и экспертиза для развития российско-китайских отношений?»

26 мая 2017
Сергей Иванов, заведующий Отделом китайских исследований Института истории, археологии и этнографии народов ДВ ДВО РАН:  «Что может сделать наука и экспертиза для развития российско-китайских отношений?»

В 2012 году на 10-м форуме в Чаньчуне (КНР) была учреждена Ассоциация вузов Дальнего Востока и Сибири России и Северо-Восточных регионов Китая (АВРИК). АВРИК, являясь авангардом межвузовского взаимодействия, объединяет 19 российских и 45 китайских вузов. В этом форум молодых ученых АВРИК во ВГУЭС проходит  в принципиально новых условиях: если раньше основной упор был сделан на развитии партнерства в традиционном, «взрослом» формате, а теперь все более значимую роль играет его молодежное «измерение». Это логичный ответ на вызовы времени. В современном мире границы между странами быстрее всего стираются в научной и образовательной сферах. Представляем на эту тему один из докладов форума.

Наш форум называется «Россия и Китай: от проектов к результатам», поэтому я решил затронуть один из ключевых вопросов проектной и практической деятельности – их научную обоснованность. Соответственно задача моего выступления – обозначить проблемы и перспективы участия науки в развитии и реализации проектов российско-китайского сотрудничества, в частности их приграничной и межрегиональной составляющей.

И в России и в Китае существует четкое понимание, что дальнейшее развитие невозможно без науки. С 2007 г. в Китае официально реализуется «концепция научного развития» (kexue fazhan guan). Она предполагает, что важнейшие действия государства должны прорабатываться совместно с учеными и экспертами. В России нет таких формулировок в государственной идеологии, но «решающая роль науки и технологий для страны» признается первыми лицами страны (В. Путин).

Казалось бы, если государство хорошо понимает, что наука и образование крайне важны, то дело за малым – разрабатывать и внедрять. Но если для естественных наук эту формулировку можно понимать буквально, то среди представителей социальных и гуманитарных дисциплин – в выступлении я буду говорить именно о социально-гуманитарных науках – отсутствует уверенность в прикладной, практической значимости социально-гуманитарных исследований. Вряд ли можно найти хотя бы одного социолога, философа или антрополога мировой величины, который мог бы похвастаться, что результаты его работы системно и успешно применяются чиновниками или предпринимателями.

Экономисты, конечно, более уверены в возможностях своего влиянии на принятие практических решений в политике и бизнесе. Но посмотрим на самый яркий пример влияния экономистов на политику – реформы в России в начале 1990-х гг. и реформы в Китае на рубеже 1970-1980 гг. Первые были неплохо разработаны российскими профессиональными экономистами при содействии западных ученых с мировым именем (Джеффри Сакс, Андрей Шлейфер) и экспертов МВФ. Вторые не готовил ни один маститый экономист того времени, и мы прекрасно знаем из мемуаров китайских политиков и ученых, что какой-то четкой программы действий не существовало. Результаты реформ в обеих странах вы прекрасно знаете, не буду на этом останавливаться. Я привел этот пример не для того, чтобы критиковать отдельных ученых или отдельные дисциплины, а чтобы, во-первых, актуализировать проблему практической полезности социально-гуманитарных наук, и, во-вторых, подчеркнуть, перефразируя Й. Шумпетера, мировоззренческое и дискурсивное значение социально-гуманитарных наук  – именно они задают ориентиры будущего и во многом язык, на котором мы говорим о прошлом, настоящем и будущем.

В любом прикладном или практикоориентированном исследовании есть два элемента. Первый элемент – это заказчик и его мотивация при обращении к помощи науки или экспертизы. Второй элемент – это научные или экспертные организации, выполняющие исследования. Безусловно, непосредственный заказчик может отсутствовать, но это нередко приводит к размытости результатов прикладного исследования, т.к. обычно получаются рекомендации в стиле «за все хорошее, против всего плохого».

Почти единственным заказчиком научных исследований в российско-китайском сотрудничестве, безусловно, является государство и намного реже государственные корпорации. Безусловно, у России и Китая своя специфика связей государства и науки. Во-первых, у Китая явно больше финансовых возможностей финансирования науки. Результаты государственных вливаний в науку мы прекрасно знаем – быстрое вхождение ведущих китайских университетов и научных организаций в ключевые рейтинги, увеличение количества статей в ведущих журналах. В России тоже пытаются не отставать в деле оптимизации научно-исследовательской деятельности, но финансовых возможностей намного меньше. Во-вторых, в двух странах, несмотря на общее советское наследие, наука и образование организованы по-разному. Остановлюсь лишь на одном из важнейших отличий. В Китае местные власти тратят немалые деньги на науку. Им подчиняются местные академии наук, ими частично финансируются исследовательские программы и лаборатории местных ВУЗов. В России финансирование науки в основном централизованное, местные власти как субъекты софинансирования представлены крайне слабо. Это различие имеет очевидные последствия и для организации практикоориентированных исследований: местные власти в России не могут формировать постоянный запрос на исследования, направленные на нужды конкретной территорий. Соответственно на Дальнем Востоке России ученых, на долгосрочной основе специализирующихся на приграничном и межрегиональном сотрудничестве России и Китая, почти нет.

Отличия во взаимодействии науки и государства в России и Китая можно показать на конкретном примере участия ученых в подготовке ключевого документа о межрегиональном сотрудничестве РФ и КНР – программы сотрудничества регионов Дальнего Востока России и Северо-Востока Китая. Ее российская часть составлялась исключительно по бюрократическим каналам, и, возможно, в Москве или на неформальной основе в регионах она с кем-то обсуждалась в научных кругах (мне об этом неизвестно), но точно не в среде китаистов. На китайской стороне в ее составлении и обсуждении принимали участие столичные и региональные ученые, хотя в силу отсутствия подробных данных я не могу оценить, насколько это участие было продуктивным.

Я не призываю к тому, чтобы в России или Китае власти и ученые/эксперты работали в жесткой связке. На самом деле существует известная опасность такого тесного сотрудничества. Ученые/эксперты фактически превращаются в орудие легитимации бюрократических планов и проектов, которые нередко не имеют под собой реальной основы. Главная задача практикориентированного исследования или экспертной деятельности – дать объективную оценку – подменяется другой, направленной на подведение доказательной базы под фантастические прожекты. Конечно, изначально нереализуемые проекты развития никогда не будут признаны таковыми. Как замечал Джейс Фергюсон, проектная деятельность нередко не имеет конца: когда становится понятно, что проект не достигает своей цели, то всегда возникает необходимость разработки нового проекта, чтобы исправить ситуацию. Боюсь, программу сотрудничества Дальнего Востока РФ и Северо-Востока Китая, которая объективно является не очень успешной, ждет та же участь, т.к. уже сейчас многие говорят о том, что ей на смену должен прийти более совершенный документ.

Теперь перейдем к вопросу, кто занимается практическими исследованиями в области российско-китайского сотрудничества. Судя по опубликованным работам, успешно это делают две категории (опустим отдельных ученых или экспертов в академических организациях или университетах, т.к. они занимаются прикладными исследованиями не на постоянной основе). Первая – аналитики государственных структур. Такая группа экспертов есть в Китае, и на фоне общего массива китаеязычных работ их публикации о приграничном сотрудничестве выделяются богатой эмпирикой и конкретными рекомендациями. В России, к сожалению, эта категория экспертов незначительна или, по крайней мере, мало публикуется. Вторая группа – профессиональные эксперты, работающие в специальных экспертных учреждениях или ученые, систематически приглашаемые в такие учреждения под реализацию конкретных проектов.

В России самая успешная экспертная организация – Российский совет по международным делам (РСМД). К ней можно добавить российские филиалы западных компаний – Carnegie, Mckinsey (занималась разработкой проекта транзита по «Приморью-1» и «Приморью-2»). РСМД работает по сетевому принципу, сформировав собственный пул экспертов по всей России. Последние три года она проводит крупнейшую в стране российско-китайскую конференцию, затмив все подобные мероприятия в университетах или академических структурах. Совет почти ежегодно публикует аналитические доклады о развитии российско-китайских отношений, ориентированные на практические рекомендации.

В Китае пошли немного другим путем в надежде создать собственные экспертные организации. Там на базе ведущих научных организаций в последние два года реализуют программу создания «мозговых центров», которые должны заниматься исключительно прикладными исследованиями.

Какие есть перспективы у ВУЗов и академических структур в прикладных исследованиях в области российско-китайских отношений, особенно их приграничной составляющей? Уверен, им точно не стоит пытаться занять нишу специализированных проектных организаций, типа Mckinsey или PricewaterhouseCoopers. Основой их деятельности должны оставаться фундаментальные исследования. Проблема заключается лишь в том, что мы подразумеваем под понятием «фундаментальный». Схоластические рассуждения, переписывание книг и статей не является фундаментальным исследованием. Но если исследования, направленные на изучение фундаментальных проблем, строятся на основе уникального эмпирического материала, то их результаты могут быть использованы и на практике. Сейчас ниша поисковых исследований свободна. Если вы проводите социологические интервью и опросы, используете методику включенного наблюдения, обработку больших данных трансграничных потоков, то такие исследования могут и должны иметь практический выход. К сожалению, такие исследования редки. Насколько мне известно, во ВГУЭСе реализовывались подобные проекты, под руководством Александра Павловича Латкина проводилось изучение развития приграничных территорий России и состояния приграничных взаимодействий. Такие исследования, конечно, есть и в других организациях, включая наш институт, провинциальные академии Китая. Но они редки и обычно не имеют долгосрочного характера.

Заканчивая свое выступление, хочу призвать молодых ученых российских дальневосточных и китайских северо-восточных университетов активно заниматься поисковыми исследованиями. Уверен, этот форум станет важной вехой в исследовании реалий приграничного и межрегионального сотрудничества России и Китая.